Аудиокниги

Альманахи

ЗКР-1

Поддержать

ВСТРЕЧА ЧЕРЕЗ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ

 

В один из дней приехала на слёт девушка по имени Люба, лет двадцать пять ей было. Одета Люба была в простенькую юбку чуть ниже колен да кофточку льняную с вышивкой. На плече сумка небольшая на ремне висела, нарядов у Любы немного было. Шла девушка по улице в надежде отыскать какое-нибудь жильё в частном секторе. Во время слёта все номера в гостиницах, отелях и пансионатах заранее бронировали люди. Да и не было у девушки денег для оплаты дорогих гостиничных номеров, потому и искала она жильё попроще. Но в частном секторе во время прохождения брачных слётов не просто было отыскать жильё. Без особой надежды на удачу Люба обратилась к вышедшей из калитки частного дома женщине:

 

— Здравствуйте. Скажите пожалуйста, нет ли в вашем доме места для ночлега? Мне желательно, чтоб подешевле.

 

Женщина ответила:

 

— Зря ищешь, девица, всё занято давно. Заранее через бюро квартирное все приезжающие договариваются о проживании. Ты зря время не теряй, иди-ка лучше на вокзал, а то и там присесть не будет места.

 

— Спасибо за совет вам, я так, наверное, и поступлю, — ответила ей Люба и пошла по улице по направлению к вокзалу.

 

— Постой, девица. Подойди ко мне, — окликнула женщина, и Люба к ней вернулась.

 

— Ты вот что, ты попробуй постучись или позвони в тот дом, что от меня через четыре дома будет. Там на калитке есть звонок — ты кнопочку нажми. Может, и выйдет бабка старая, похожая на бабу-ягу: она гречанка, нос у нее крючком. Мой муж сказал: гречанки молодые все красавицы, а старые как бабы-ёшки. Так ты, девица, попросись к ней на постой. Она раньше, когда мужик её жив был, много людей пускала, а умер, так с тех пор — ни одного уж третий год, но ты попробуй, попросись, а вдруг она тебя и пустит.

 

— Спасибо вам, попробую, — сказала Люба. И к дому подошла, указанному женщиной. Нажала на кнопочку звонка один раз, через минуту ещё нажала кнопку на калитке, но никто не выходил. Десять минут прошло, дверь скрипнула, и из дома старушка сгорбленная вышла. Кряхтя, к калитке по дорожке, увитой виноградом, подошла, калитку отворила, заговорила даже не поздоровавшись.

 

— Ты что ломишься в калитку, девка? — недовольно спросила.

 

— Я попроситься к вам на постой хочу. Мне добрая женщина, соседка ваша, посоветовала.

 

— Она не добрая, она смеялась над тобой. Уже давно я не пускаю никого.

 

— Я знаю, она мне и это рассказала. Но я за целый день себе жилья не отыскала, вот и решилась на удачу обратиться к вам.

 

— Решилась на удачу. Не будет у меня тебе удачи. Вы тут все приехали на удачу. И ты, как все, припёрлась жениха искать?

 

— Я суженого встретить своего хочу. Пожалуйста, простите меня за беспокойство, я на вокзал сейчас пойду, переночую там.

 

Накрапывать стал дождик, и старуха проворчала:

 

— Напасть какая с девками. Напасть. И дождь пошёл. Ладно, я тебя под навес в саду определю. Там есть гамак, скамейка, гвозди, чтобы одежду вешать. А за ночь каждую мне по пятьсот рублей будешь платить.

 

— Пятьсот? — удивилась Люба.

 

— А ты сколько думала? Ты что, к родственникам в гости ехала?

 

— Согласна на пятьсот. Просто я хотела побыть здесь десять дней. Но ничего, побуду пять. Согласна я на ваши условия, бабушка.

 

— Тогда пойдем, где будешь спать, посмотришь и деньги мне вперед плати за каждый день.

 

Пять дней прошло. И Люба утром стала нехитрые свои вещички аккуратно укладывать в сумку. К ней кряхтя, на палку опираясь, старуха подошла.

 

— Засобиралась, девка? Уезжаешь?

 

— Да, бабушка, пять дней уже прошло.

 

— Прошло. Билет купила? — старуха спросила и села на скамейку.

 

— Да, я купила билеты сразу туда и обратно. Он через пять дней будет действительным, но может, поменять удастся на сегодня или на завтра.

 

— Не удастся поменять, народищу вон сколько понаехало. Ты вот что, девка, поживи ещё пять дней до даты своего билета.

 

— Я не смогу пожить. Мне нечем заплатить вам.

 

— Нечем заплатить, ну так не плати, так поживи.

 

— Спасибо, бабушка.

 

— «Спасибо» она мне говорит, да толку от твоего житья тебе не будет.

 

— Почему?

 

— Я наблюдала за тобой. Так нынче женихов не ищут. Зачем с рассветом ты встаёшь, к чему? Все женихи ещё спят, когда рассвет. А спать ложишься рано. Как раз вечерние гулянки начинаются, а ты укладываешься. Женихи все гуляют до полуночи. Ты в десять уж спишь. Одета как монашка, не красишься совсем. Так нынче женихов не ищут.

 

— Я тело, бабушка, своё готовлю к встрече с суженым, вот потому режим стараюсь соблюдать. Не крашусь потому, чтобы узнать меня он мог.

 

— Узнать? Ты, девка, со странностями в голове.

 

— И мама мне так говорит. Но я с собой поделать ничего не могу. Мне часто снятся сны, как ищет он меня по всему свету и найти никак не может.

 

— Сны? Снятся? И здесь тоже снился?

 

— Да, уже два раза. Один раз, будто я в саду большом гуляю, и он там тоже был, но мы никак друг к другу подойти не смогли. И голос я как будто его слышала, всё звал меня: «Где ты? Где ты?».

 

— Слышала? Голос? Тебе к врачу, наверное, надо обратиться, девка. Что ж надо так в голову о суженом вбивать? Что даже голоса во сне.

 

— Мне снится иногда, как будто с ним когда-то я давным-давно жила. И были у нас дети, внуки.

 

— Жила? Были? Ты что же, девка, и внешность его можешь описать?

 

— Могу: он ростом на полголовы выше меня, русоволосый. И карие глаза. Улыбка добрая, между зубов расщелинка небольшая. Степенная походка.

 

— Расщелина? Походка? А если подойдёт другой?

 

— Так подходили. Дома мама каждый раз ругает, говорит, что мои сны меня в девках сидеть заставляют.

 

— Заставляют? Конечно заставляют. С такими снами не найти тебе, не встретить жениха. Ты знаешь, девка, вот чего тебе скажу. Сегодня вечером возьми у меня цветастую шаль. Набрось на плечи, помоднее завяжи её. Да прогуляйся по набережной попоздней.

 

— Спасибо, бабушка, вам за заботу. Но мне нельзя на кофточку набрасывать шаль. На кофточке орнамент вышила сама. Он мне во сне приснился. И будто я в кофточке с орнаментом таким когда-то в прошлом со своим суженым в саду гуляла.

 

— С орнаментом? Гуляла? Ну, девка, ты же... Бог тебе судья. Там на столе у дома молоко, и я лепёшек напекла, поешь, к соседям я схожу.

 

Старуха удалялась кряхтя. Себе под нос ворчала: «Пустила на свою седую голову. Ну дура я. Пустила, теперь переживай тут за неё. Пойду, уговорю соседского сына: пускай за девкой поухаживает. Да, поухаживает. Так он черноволос, а ей русого с расщелиной подай, а у соседей нет такого. Пустила на свою голову».

 

Люба с утра по скверу побродила. В обед купила пирожок с картошкой. Когда мимо ресторана шла, из двери выходила группа мужчин. Они смеялись и весело переговаривались на каком-то иностранном языке. Увидев Любу, они к ней обратились на своём языке, но Люба не поняла речь иностранную и прошла мимо. Мужчины тут же заговорили с другими девушками.

 

И вдруг, не оглядываясь назад, она почувствовала: от группы весёлых иностранцев отделился кто-то и идёт за ней. Она точно знала, что идёт он именно за ней. Она его шаги даже считала, свой не ускоряя шаг, и почему-то сердце её трепетало. Она сзади себя дыханье его ощутила, и вдруг заговорил идущий сзади иностранец на непонятном языке:

 

— Mit dir, die wunderschöne Göttin, durfte ich den ewigen Raum der Liebe schaffen.

 

(С тобой, прекрасная богиня, я мог бы сотворить любви пространство на века. — Пер. с нем.).

 

Слова с немецкого перевести Люба не могла. Но почему-то прошептала:

 

— Тебе я помогать готова в сотворении великом, — и повернулась к незнакомцу.

 

Перед ней стоял мужчина молодой, её повыше на полголовы. Русоволосый, карие глаза, с улыбкой доброй и маленькой расщелиной между зубов. Он руки протянул к Любе и, не чувствуя себя, не ведая случившегося, Люба к его груди прильнула. Он обнял вздрагивающее тело, как будто вечно его знал.

 

Невидимые в вышине планеты от восторга задрожали: о, сколько нужно было им событий сотворить, нитей судьбы прокладывать веками! Но получилось! Встретились они и обнялись!

 

Радомир с прекрасной Любомилой. И пусть не помнят прошлого они — их души будущее сотворят прекрасным.

 

На пляже люди недоумевали: зачем парень с девушкой чертёж какой-то создавали на песке или рисунок. На разных говорили языках, но будто бы друг друга понимали. То обсуждали нарисованное, то спорили слегка или вдруг с чем-то в восторге соглашались.

 

И увлечённые рисунком, Любомила и Радомир тоже не знали, что рисуют на песке они проект поместья превосходного, который перед своим венчанием создали пять тысяч лет назад.

 

— Здесь нужен пруд, он должен круглым быть, — на языке своём сообщал Радомир и вырывал в песке круглую ямочку.

 

— Совсем не так, — шептала Любомила, — овальным должен пруд быть, — и исправляла круг на овал.

 

— Да, точно как-то лучше пруд-овал, — с ней соглашался Радомир, как будто вспомнив что-то.

 

А вечером они пришли в дом, где остановилась Любомила. У бабушки-хозяйки разрешения она спросила, чтоб спутник мог с ней перед сном побыть. Хозяйка разрешила.

 

С улыбкой засыпала Любомила в гамаке, он на скамье сидел, слегка гамак качал и осторожно веткой отгонял мошек разных. И тихо-тихо что-то пел.

 

А из окошка дома, слегка занавеску приоткрыв, на них старушка до предрассветного утра смотрела.

 

Утром на столике пред домом кувшин стоял с молоком, лепёшками, тканью белою прикрытый. Там же лежала записка, написанная старческой рукой. Ее читала Любомила:

 

— Ушла я по делам. Меня два дня не будет. Дом сторожите, чтоб сторожить, в комнате большой живите. Есть в холодильнике еда...

 

Уехали Любомила и Радомир вместе, а куда? Века покажут, где их род воспрянет.

 

 Поделись с друзьями ссылкой на эту страницу ↓